Глава 7
Палящий солнечный диск беспощадно повис над каменным плато, создавая расплывчатые миражи обжигающего воздуха. Сухие кусты полыни, которые привыкли к зною, казалось, теперь страдальчески пригнулись к раскалённой глине, едва заметно покачиваясь в редкостном огненном ветре. Солнце нехотя доползало до своего надзирательного зенита.
В душном каньоне, потерявшем всякую живучую суету при света дня, различился кошачий ропот. Стены облетало протяжное эхо, больше походимое на смесь неясных звуков с едва различимыми словечками: глухие голоса и монотонные речёвки работяг.
—Отныне это ваша новая обитель. Здесь вы никто иной, как существо между жизнью или смертью. Склонитесь пред Могущественным Лордом. Послужите Великим землям Блудфорда! Или же примите участь ваших предшественников?
Старик, видом напоминающий когда-то достойного бойца гиблых земель, с безучастием расхаживал перед горящими рожами узников - внедрял им порядки здешних земель. На протестующие возгласы котяра лишь повышал тон, бросая оскверняющий взгляд в сторону смельчаков. Ему явно не приносило удовольствие находиться здесь, в кругу соратников и жертв, и повествовать об их новой пагубной судьбе.
Окружившие в кольце коты, теперешние невольники, пугливо озирались по сторонам, то ли стараясь скрыться от жаркого солнца под каменной навесой, то ли от косых взглядов угнетателей; кошки что-то тихо бурчали под нос, ненароком всхлипывая, дрожа, прижимая дрожащих детей. В толпе появлялись и те, кто с пытливостью поглощал слова старика, не смея произнести ни писка, ни слова. Позади всего зрелища любопытно шептались нынешние узники, одними из которых был Майлз и его матерь Эдна. Они сугубо сморщились и сгорбились, сверкали, вероятно, любопытными очами. Не укрылась на их морде и жалость: судя по всему, невольники вспомнили о своём первом посещении каньона.
Откуда-то из толпы первым подался юный голосок, который прервал монологи надзирателя и стал причиной резкого затишья. Монотонные морды нарушителей разом повернулись в сторону, впились взглядами в толпу, выискивая среди фигур нужную, от которой подался едва осмелевший вопрос. Тяжкими вальяжными шагами и возмущённый наглым прерыванием, Кортни приблизился к столпившимся, и повис над низкорослым котейкой, смерив его суровым, хладнокровным взглядом. Коты пугливо расступились, напряглись, сверкая оскаленными пастями в сторону его омерзительного обличия.
—Вопросы здесь задаём только мы, а вы лишь подчиняетесь и исполняете то, что вам велено.
Юноша вжался в раскалённую глину, едва раздувая грудью в срывающемся дыхании, пока раздавшееся рычание позади не заставило его дрогнуть на месте.
Из толпы медленно выплыл крупный котяра, изрядно покрытый алыми ранами, с угрюмой, потухшей мордой. Незнакомец хмуро встряхнул линяющей гривой, приблизился к надзирателю и с смешанным чувством впился в его дряхлую физиономию.
—Мы не станем подчиняться вашему жалостному вожаку. Если хватает смелости мучить невинных жертв, чего же не хватает вылезти всем кротам на свет?
Столпившиеся тихо зашумели, попятились в стороны, нервно наблюдая за происходящим. Позади осмелевшего вояки вынырнула пожилая кошка, и, пригинаясь животом к горячей низине, задёргала котяру за плечо.
—Что же ты творишь, недоумок? Хочешь остаться живым - так сиди и не рыпайся!
Кортни, судя по всему, понявший намёк невольника, заметно ухмыльнулся — редко увидишь лыбу на его строгой и серьёзной физиономии — и прыснул взглядом по собравшимся.
—Бери пример со своих соратниц, которые не стыдятся заступиться за такого олуха. Кто-нибудь ещё примкнёт к твоей отважной стороне?
На этот вопрос, как не удивительно, не последовало больше ни единого согласного вопля. Все пугливо прижухли, что вызвало отвращённую реакцию на морде заступника. Во взгляде вспыхнули искры заметной ярости.
—Что же, вы позволите себе гнить в голоде и быть предметами использования? Одумайтесь!
В срывающемся голосе послышалось что-то жалостное, безнадёжное, впрочем, что только могло послышаться всяким чувствительным сущностям. Но даже эти слова мало чем подействовали на собравшихся. За время пути все потеряли надежду на спасение, кроме него. Казалось, это единственная сущность, мозг которого не заржавел и не сгнил в познании всего наихудшего. Но иногда, чтобы не допустить ошибки, следовало оставаться в пределах своего разума, чего он сам не сделал. Что он чувствовал, когда узнал, что его коты, его родня и соратники так просто отвернулись, так легкомысленно приняли своё поражение, не желая ничего в этом предпринять? Но, самое главное, на что он надеялся?
—Я крайне удивлён, что коты, присутствующие здесь и сейчас, оказались многим разумнее.
Последовала недолгая пауза, за время которой достаточно было осознать наговорённое. Многие уже затаили дыхание, предчувствовали смертный вердикт, который сейчас так легко и монотонно вылетел наружу:
Надзиратель взмахнул хвостом двоим работягам, и, злорадствуя, развернулся к сослуживцам. Смертник не сводил со своего обидчика испепеляющего взгляда, наполненного безграничной ненавистью.
—Тебе это с лап не сойдёт, сволочь.
Подошедший Гриффит с ожесточением прочесал когтями по шее узника и мощным ударом пнул котяру в плечо, опрокидывая тушу на пыльное глинистое покрытие. Вояка прерывисто закашлялся, закатывая глаза в агонии боли. Надзиратели подхватили задыхающуюся жертву с двух сторон и, с натяжкой, потащили в северную часть.
Ошарашенная толпа, погруженная в минутное гробовое молчание, провожала отдаляющихся глазами. Сказанные правила всеми были забыты. Теперь в низине поднялся такой оглушительный рокот, что эта суматоха могла стать началом настоящего побоища.
—Что же это, изверги, нельзя же так!
Коты суетились, пихались, выкрикивали оскорбления. И какова была причина их резкой вспыльчивости — слова приговорённого к смерти собрата, осознание, или жестокое поведение здешних работников — до сих пор было не понятно.
Впервые мне было интересно и приятно наблюдать за тем, как обычные пленные надругаются над паршивыми бойцами. Особенно, если ты лично не причастен к этому сумасбродству. Рядом чувствовалось дыхание Билла, едва подоспевшего с новым отрядом надзирателей разбираться в этом побоище. Где-то слева в глазах заплясала знакомая тушка братца, жмущегося к лапам своих старших соратников. Как я поняла на тот момент, одним из которых был его нравоучитель. К своему собственному удивлению - отказалась от мысли приблизится к столпившимся. Что толку? Он сможет сам за себя постоять. В этот момент не было дела даже до Майлза с его драгоценной матерью.
Надзиратели дружно встали в строй, как по команде, погнали пленных к проходу в Восточное ущелье. Участники долгого путешествия, как его ещё называют "голодной охоты", хмуро сопровождали глазами уходящих. Кортни замыкал шествие, что-то проповедуя веренице о нерассказанных порядках.
Под конец дня чувствовалась некая отчуждённость от всех присутствующих жильцов каньона. Казалось, что горячая кровь в жилах постепенно превращалась в куски льда, так чувствительно отзываясь болью в суставах. И привычный нрав — сожаление, горечь утраты, ненависть — теперь сменялись одним чувством, присущим любому работнику каньона. Вероятно, это обычная реакция за последние прожитые дни. Надеюсь.
Переглянувшись с другими надзирателями, мы в последний раз кинули взор в восточный поворот, где сейчас виднелись последние фигуры уходящих, и устало побрели к своим номерным.
Конец главы 7
